P.M.Гарипов

ПО СЦЕНАРИЮ ЛАВРЕНТЬЕВА

Гарипов Равиль Мухаметзянович (р. 1935) - доктор физико-математических наук. Выпускник МФТИ. С 1960 г. работает в Институте гидродинамики СО АН СССР (с 1992 г. - СО РАН).

На специализации, которая состоялась на третьем курсе Физтеха, я и Алик Ильин попали на кафедру взрыва, возглавляемую академиком М.А.Лаврентьевым. Наша практика проходила на институтском полигоне в поселке Орево недалеко от города Дмитрова. Руководил там нами Богдан Вячеславович Войцеховский.

Позднее Богдан Вячеславович обещал взять меня к себе в Новосибирск. Но вот уже скоро защита дипломов и распределение на работу, а заявки из Сибирского отделения все нет. Подумываю, не напомнить ли ему о своем существовании. Тут подходит ко мне Петька Барашев и говорит: «Ты напиши самому Лаврентьеву, чудак! Богдан давно прислал бы на тебя заявку, если б мог. И сделай письмо с уведомлением о вручении, а то его зажмут бюрократы». Я внял «доброму» совету товарища (хотя ранее бывал объектом его шуток). Через две недели возвращается уведомление с пометкой «вручен лично», а еще через пару дней приходит заявка на мое имя. Шутка Петуха в очередной раз обернулась мне во благо.

По моим догадкам, в Новосибирске в это время произошли следующие события. Шло какое-то весьма представительное совещание в кабинете Лаврентьева, когда с почты сообщили о моем послании. В эти дни ждали важное письмо из Москвы, чуть ли не от самого Н.С.Хрущева. Поэтому председательствующий, недолго думая, прервал совещание и быстро покатил на почту на своем ЗИМе. Эта марка автомобилей потом вышла из употребления, как когда-то вымерли динозавры. Совещание осталось ждать своего председателя в сильном волнении. На почте Михаилу Алексеевичу торжественно вручили то самое мое письмо. Совещание возобновило прерванную работу с его краткого обсуждения. Потом целую неделю этот эпизод служил предметом веселых разговоров среди немногочисленных тогда жителей Академгородка.

Моя жизнь в Институте гидродинамики складывалась именно так, как предсказывалось при поступлении на работу. Я регулярно посещал семинары Л.В.Овсянникова и однажды получил не очень значительный, но неизвестный ранее теоретический результат о предельной форме волн на воде через большое время от начала их возникновения.

Михаил Алексеевич совершенно неожиданно для меня пришел в восторг. Потом уже я привык к этой его манере: если хвалить, то сполна, если ругать, то на полную катушку. Впрочем, нас, младших сотрудников, он никогда не ругал. Только хвалил или не хвалил. Между собой мы звали его Дедом. Это слово наиболее точно отражало наше отношение к нему: родственное и снисходительное к его чудачествам.

Он имел острый нюх на научные открытия и на людей, потенциально способных их совершать, выработанный личным опытом научных исследований. И не стеснялся высказывать свое мнение. Однако официальное решение не принимал на основе только своей интуиции, без многократной и независимой проверки. Упомянутый выше мой результат, вызвавший его очевидное одобрение, он тем не менее подверг следующей экспертизе: представил на суд теоретического семинара, а после одобрения семинара дополнительно поручил Стасу Похожаеву досконально разобраться в деталях вычислений; кроме того, дал на отзыв С.В.Иорданскому, который когда-то занимался той же проблемой. Только после всех полученных положительных оценок и учета сделанных замечаний моя статья была напечатана в «Докладах Академии наук СССР».

Вскоре Михаил Алексеевич взял меня под свое руководство. Китайский аспирант Сунь Цао, Алексей Шабат и я должны были по понедельникам с утра являться в кабинет директора и докладывать о полученных за неделю результатах. Иногда для проверки нашей смекалки он давал элементарную задачку. Нам с Алексеем не удалось блеснуть ни разу, так как Сунь Цао опережал нас своей китайской сообразительностью.

У Деда была своеобразная манера разговора. Слушал собеседника, не перебивая и не скрывая своего интереса. Потом на некоторое время отключался, обдумывая услышанное.

Говорить ему что-либо в это время было бесполезно, так как он не реагировал. После этого отвечал, с заметным напряжением подбирая слова и усиливая их смысл взмахом руки. Его перебивать тоже не следовало (такая же манера разговора у его внучки, О.М. Лаврентьевой).

Однажды состоялся такой диалог. С хитроватым видом Михаил Алексеевич направил в мою сторону указательный палец - верный признак того, что он хочет сказать заранее заготовленную фразу.
- У Вас мания величия, - сказал он и уставился на меня с крайним любопытством.
- Да, - согласился я. - Но ведь Вы же мне ее внушили.
Пауза.
- Ха-ха ... Виноват, каюсь.

Это обвинение в мой адрес, видимо, ему кто-то подсказал. И он передал его мне, чтобы посмотреть на мою реакцию. Остался очень доволен моим ответом. Он любил проводить такие мини-тесты с присущей ему мужицкой хитростью. В другой раз пришедшему к нему по делу инженеру пожаловался, что не работает подаренная ему световая указка. Инженер с честью выдержал испытание, сообразив, что в розетке 127 вольт вместо требуемых 220 вольт. После этого Михаил Алексеевич его зауважал и называл по имени-отчеству.

М.А.Лаврентьев ставил перед учениками проблемы, задачи и никогда не подсказывал, как их решать. Лишь поощрял тех, кто случайно набрел на правильный путь, ведущий к цели. Не навязывал свою тематику. Однажды он отбил у меня охоту заниматься двухмерными стационарными задачами теории волн, обозвав их глупостью, хотя в свое время сам получил за работу в этой области Сталинскую премию.

Он учил нас, что для решения научной проблемы надо выделить в ней главное звено, затем найти главный член решения. Второстепенные детали решения прояснятся потом сами собой. Этот подход он сам блестяще продемонстрировал в своей теории кумулятивных снарядов. Этим же принципом разделения на главное и второстепенное он неуклонно руководствовался в своей деятельности на высоких государственных постах. Он ценил принципиальный результат и предостерегал нас от того, чтобы терять время на его шлифовку. Его любимой пословицей была «Лучшее - враг хорошего». Эта пословица очевидно противоречит принципу рынка: конкурентоспособен только лучший товар.

Высокая похвала упомянутому выше моему результату имела следствием то, что через полгода я получил формулу, из которой вытекало, что подводные хребты являются волноводами цунами. Вдоль этих хребтов разрушительная волна цунами может далеко распространяться с очень малым затуханием. Правда, для строгого математического обоснования мне понадобилось еще три года. Эта гипотеза существовала давно. Но только после моего доказательства Михаил Алексеевич, видимо, окончательно уверился в этом. И подводные хребты действительно были найдены.

Представленную мной кандидатскую диссертацию на эту тему Михаил Алексеевич решил превратить сразу в докторскую. Но А.В.Бицадзе возразил, так как считал меня недостаточно грамотным человеком. Хотя лестное мнение Деда было для меня большим творческим стимулом, но, зная его увлекающийся характер, я не принял его слова за чистую монету и после трезвого размышления в глубине души согласился с Андреем Васильевичем. По истечении некоторого времени я сказал своему учителю, что не хочу быть доктором, чем, вероятно, его обидел. Потому что мнения своего он не изменил, как впоследствии признавался. Перечитывая эту диссертацию спустя много лет, я понял, что Дед был прав по существу. Возможно, психологически был прав Андрей Васильевич. Это вопрос тонкий. Тогда я не чувствовал себя доктором наук.

Сказывают, что не со всеми людьми М.А.Лаврентьев обращался так, как с нами. Алексей Шабат говорил мне, что однажды в его присутствии он отчитывал одного высокопоставленного военного, не стесняясь в выражениях. Однако лично я никогда не был свидетелем крутых сцен. Максимально крепкое слово, которое я от него услышал, - «Шляпа!», относившееся ко мне самому. Один раз он велел мне написать статью в американский журнал, членом редколлегии которого состоял. Он показал эту мою статью известному американскому математику П.Лаксу, отчасти - чтобы похвастаться, отчасти - для дополнительной проверки. А Лакс отдал ее своей жене, лингвисту по профессии, специализирующейся по русскому языку. Эта достойная женщина не оставила камня на камне от перевода моей статьи. Она буквально исчиркала ее карандашом. И этот экземпляр статьи у меня украли в столовой по моей беспечности. Однако Михаил Алексеевич ограничился вышеуказанным эпитетом. Потом эта статья все-таки была опубликована с правкой П.П.Белинского.

Одно из чудачеств Деда состояло в том, что он мог годами напоминать человеку одно и то же, пока тот не выполнит то, что он предлагал. Мне он при каждой встрече говорил, чтобы я представил докторскую диссертацию. Среди причин, по которым я этого не делал, было и мое отрицательное отношение к Высшей аттестационной комиссии, внушенное им же. Дед очень эмоционально боролся с недостатками нашей советской действительности. Одним из постоянных объектов его критики был ВАК - как элемент бюрократического многоступенчатого контроля, чуждый духу науки. Он очень не любил людей, делавших академическую карьеру, используя свои партийные или административные должности, называл их жуликами. Не жаловал также доморощенных философов, нанесших немалый вред советской науке, и не особенно с ними церемонился.

Сейчас много пишут о временах противостояния АН СССР и ЦК компартии. М.А.Лаврентьев, безусловно, был одним из участников этого противостояния - на стороне Академии наук, хотя имел социалистические убеждения, как и большинство его великих сверстников. Но в партию он вступил перед организацией Сибирского отделения. Это противостояние было нормальным явлением. В диалектической философии оно называется «борьба и единство противоположностей» и считается движущей силой развития. Когда это поколение академиков ушло из жизни, их место заняли функционеры. Партийная номенклатура поглотила Академию наук. Противостояние кончилось. Прекратилось и развитие. Каковы были последствия, мы ощущаем на себе.

Одной из основных целей создания Сибирского отделения АН СССР была задача вывести социалистическую экономику на передовые рубежи в мире с помощью советской науки, однажды уже спасшей страну от угрозы атомного нападения на нее. Михаил Алексеевич верил в такую возможность и не жалел сил для ее реализации.

Он старался перевести на мирные рельсы даже то, что по самой своей природе призвано служить богу войны, - взрыв. Создает при Президиуме Сибирского отделения Научный Совет по народнохозяйственному использованию взрыва и сам же его возглавляет. Стимулирует другие прикладные разработки, в том числе для нужд Севера. На переднем крае этого мирного фронта бессменно трудится его верный ученик Б.В.Войцеховский. Однако полученные научно-технические результаты внедряются в народное хозяйство со страшным скрипом. Дед выдвигает идею пояса внедрения, призванного служить передаточным звеном между наукой и производством, и претворяет эту идею в жизнь. Однако практический результат от пояса внедрения получился невеликим. Эта поставленная перед Сибирским отделением задача оказалась сложнее, чем ожидалось. В отличие от атомной проблемы она содержала слишком много факторов, не подвластных науке. В конце концов он передает свой пост Г.И.Марчуку в надежде, что тот сумеет выполнить то, что не удалось ему. Однако особых иллюзий он уже не питает. Предвидел ли он грядущие события? Несомненно. Однажды он прямо сказал мне: «Оформляй скорее докторскую. Скоро все покатится под уклон». Я думаю, хорошо, что он не дожил до сегодняшних дней.

Мог бы он изменить положение Сибирского отделения, живи сейчас? Нет. Он продукт определенной эпохи. Даже в советское время в последние годы он выглядел старомодным. Его сородичи-реликты на Западе тоже вымерли одновременно с ним. Современное общество потребления - неподходящая среда обитания для этой породы людей. Они несли на своих плечах Большую науку. Без них будущее человечества темно.

		Б.А.Луговцов. Проникнуть в суть явления // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.281-285.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF