Глава 4

ЗРЕЛОСТЬ. ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ

Теория и практика. Работа в ЦАГИ. Ряд исследований, родившихся в наиболее абстрактных разделах математики еще в период расцвета Лузитании, получил выходы, часто неожиданные, в соседние области - механику, физику. Теория вероятностей стала основой для раскрытия ряда явлений в турбулентности, некорректные задачи оказались базой для многих проблем геофизики, качественные и вариационные принципы теории функций комплексного переменного дали возможность решить ряд важных задач аэро-, гидродинамики и примыкающие сюда проблемы техники. На базе многих разделов математики были открыты новые направления физики твердого тела. Сам Н.Н.Лузин и часть его главных последователей оставались верны чистой теории, но большая часть математиков-москвичей начали работать по прикладным проблемам. В эту компанию попал и я, чему содействовало мое длительное преподавание в МВТУ, где я много общался с сотрудниками ЦАГИ (Центрального аэрогидродинамического института).

ЦАГИ - колыбель советской авиации - был создан декретом правительства в декабре 1918 года. Основателем и первым руководителем института был Николай Егорович Жуковский (которого В.И.Ленин назвал «отцом русской авиации»). После смерти Жуковского в 1921 году директором-начальником ЦАГИ стал его ученик С.А.Чаплыгин (между собой сотрудники называли его САЧ). Заведующим теоретическим отделом был В.П.Ветчинкин. Его в шутку прозвали аэроастродьяком (кроме своей основной специальности - аэродинамики - Ветчинкин занимался астрономией, а по воскресеньям пел на клиросе в церкви).

С1929 года я стал старшим инженером теоретического отдела ЦАГИ. М не была предложена задача определения поля скоростей жидкости при обтекании тонкого крыла, и я хотел во что бы то ни стало «оправдать математику». В течение полугода мне удалось на базе вариационных принципов конформных отображений дать ряд оценок для искомого решения. Оценки позволили выделить класс функций, среди которых нужно искать решения. Задача была сведена к решению системы линейных уравнений, и было доказано, что таким способом можно получить решение, сколь угодно близкое к точному. По представлению Чаплыгина работа была удостоена премии Наркомпроса, в ведении которого тогда находилась и наука.

Однако теория конформных отображений уже не могла полностью удовлетворять потребности аэродинамики: скорости полетов возросли, надо было учитывать сжимаемость воздуха и возможность превышения скорости звука, то есть иметь дело с нелинейной системой уравнений с частными производными. Это привело к необходимости распространить теорию на более широкий класс объектов и вылилось в создание новой теории квазиконформных отображений.

В конце 1929 и начале 1930 года в ряде КБ усилились работы по гидросамолетам. Сразу возникли гидродинамические проблемы: отрыва от воды и удара об воду. Требовалось определить не только суммарные силы, но и распределение сил по всему днищу, а также оптимальные параметры днища. Для модельных экспериментов строился специальный гидроканал.

В этот же период обострилась проблема флаттера и несколько позже - шимми. Флаттер - это вибрация крыла самолета, которая внезапно возникала при достижении определенной скорости. Самолет буквально рассыпался в воздухе. Другой враг - «шимми» - подстерегал самолет во время посадки. Начинало вибрировать, «танцевать» переднее колесо, самолет «уводило» с бетонной посадочной полосы, происходила катастрофа. Оба эти эффекта стали тормозом на пути к увеличению скоростей полета, главными причинами аварий. И в обеих группах проблем остро ощущался недостаток в теоретических исследованиях.

ЦАГИ, корпус экспериментального отдела с аэродинамической вышкой. 1933 г.

Нужно было срочно привлечь к работе в ЦАГИ серьезных математиков и механиков, заинтересовать их. С.А.Чаплыгин и его заместитель профессор А.И.Некрасов пригласили Л.Н.Сретенского, Д.П.Гроссмана. При моем участии на постоянную работу в ЦАГИ пришли М.В.Келдыш, Л.А.Люстерник, А.О.Гельфонд, Л.И.Седов, Г.И.Петров.

С переводом в ЦАГИ Седова возникли сложности. Его пригласил А.И.Некрасов, который знал Седова по университету. Седов подал документы, но на запрос ЦАГИ из профкома мехмата МГУ на него пришла резко отрицательная характеристика.

Некрасов принял меры, Седов вновь заполнил подробную анкету и вновь был отклонен характеристикой мехмата МГУ. Отдел кадров ЦАГИ опять наложил вето. При встрече Седов рассказал мне про свою беду. На следующий день в ЦАГИ я рассказал об этом Соколову (начальнику отдела гидродинамики, бывшему секретарю парткома ЦАГИ). Я дал полную характеристику Седову, оценив его очень высоко, а также объяснил, почему профком мехмата МГУ не переносит Седова - «такой у него характер». Соколов: «Давайте анкету, остальное устрою». Седов уперся: «Я дважды заполнял анкету, хлопотал сам Некрасов, не выйдет и у вас». Все же я уговорил Седова, анкета была заполнена, а назначение Соколов провел, в обход МГУ, за два дня.

Занятная ситуация получилась с М.В.Келдышем (ему было тогда двадцать лет). После того как Келдыш был зачислен в штат сотрудников ЦАГИ, об этом узнал Н.Н.Лузин. При встрече с отцом Келдыша (они были хорошо знакомы по совместной работе в Иваново-Вознесенске) он начал выражать сочувствие по поводу постигшей его сына беды. Келдыш-отец забеспокоился и спросил, что же случилось? Ответ Лузина: «Ваш сын попал к Лаврентьеву, который его погубит - уведет Вашего сына, очень способного к большой математике, в прикладную математику, на мелкие задачи».

Опасения Лузина оказались напрасными. Собранная в ЦАГИ сильная группа молодых теоретиков удачно сочетала занятия большой математикой с решением чисто технических задач. Кроме названных мною, в ЦАГИ сотрудничали А.А.Дородницын, Н.Е.Кочин, С.А.Христианович. Почти все члены этой группы стали впоследствии академиками и прославили советскую науку, а Мстислав Всеволодович Келдыш, за которого так боялся Лузин, стал президентом Академии наук СССР.

В ЦАГИ было решено огромное количество проблем первостепенного значения для развития авиационной техники: вибраций (М.В.Келдыш), больших скоростей (С.А.Христианович), глиссирования (Л.И.Седов), удара об воду и подводного крыла (М.В.Келдыш и М.А.Лаврентьев). При этом было получено много важных фундаментальных выводов о свойствах движения жидкостей и газов.

Из работы в ЦАГИ я вынес для себя лично, во-первых, опыт приложения чистой математики к важным инженерным задачам и, во-вторых, ясное понимание, что в процессе решения таких задач рождаются новые идеи и подходы в самих математических теориях.

Создание мощной экспериментальной базы ЦАГИ и привлечение к работе «чистых» математиков и механиков были весьма дальновидными решениями. Можно смело утверждать, что именно это вывело нашу страну на передовые позиции в области авиационной техники.

Во время Всесоюзного математического съезда (1934 г.) с московскими и зарубежными коллегами. Слева направо: В.П.Елютин, Ловатер (США), Ф.Севери (Италия), А.Данжуа (Франция), М.А.Лаврентьев, И.М.Виноградов, И.Г.Петровский

Никто из нас в те годы не помышлял о Сибири, но многим предстояло поработать там. Забегая вперед, скажу, что в первый же год войны многие научно-исследовательские учреждения и вузы Москвы были перебазированы в сибирские города. С.А.Чаплыгин, В.П.Ветчинкин, Д.Ю.Панов переехали в Новосибирск; Г.И.Петров работал в Барнауле. С.А.Чаплыгин, уже тяжело больной, стал почетным председателем Новосибирского комитета ученых по мобилизации сил на борьбу с фашистскими захватчиками. В 1942 году он скончался и похоронен в Новосибирске.

Что касается меня и Христиановича, то когда мы оба через два с лишним десятка лет приступили к организации Сибирского отделения Академии наук, то в числе первых институтов, строившихся в Новосибирске, был Институт теоретической и прикладной механики. Во главе его встал С.А.Христианович. Этот институт стал крупной базой для аэрогазодинамических исследований. Конечно, здесь немало помог опыт ЦАГИ.

Принцип относительности. К 1935 году принцип относительности Эйнштейна был принят почти всеми ведущими физиками. Однако среди ряда крупных ученых других специальностей этот принцип рассматривался как неудачная схоластическая модель, которая не найдет себе применения в настоящей физике. У нас из очень крупных ученых против принципа были настроены академик С.А.Чаплыгин, физик Тимирязев и многие философы, которые считали, что принцип относительности противоречит марксизму. Один одесский физик на базе классической теории провел ряд расчетов и «показал» несостоятельность принципа относительности. Этого физика поддержали Чаплыгин и Тимирязев, ему устроили персональную стипендию на длительный срок. По истечении срока была создана комиссия во главе с академиком Иоффе. Комиссия должна была принять одно из трех решений: 1) работу одобрить и опубликовать; 2) работу продолжить; 3) работу закрыть (выплату стипендии прекратить).

Комиссия собралась в конференц-зале Физического института (академика Лебедева). На заседание были приглашены ученые из разных НИИ Академии наук. После доклада автора начались выступления - резко отрицательные (И.А.Леонтович, И.Е.Тамм, A.M.Ляпунов) и положительное - Тимирязев. Иоффе начал задавать Тимирязеву вопросы, которые были придуманы очень хитро. Отвечая на эти вопросы, стараясь поддержать автора, Тимирязев сам запутался и стал давать ответы, противоречащие теории.

Математический институт имени В.А.Стеклова. Предвоенные годы.
В июле 1934 года состоялся Всесоюзный математический конгресс в Ленинграде. Съехалось много математиков со всех концов Советского Союза, больше всего было москвичей. В это время было уже известно о переезде Академии наук из Ленинграда в Москву. В перерывах между заседаниями, за обедом, за ужином, в разных компаниях обсуждались вопросы перестройки Стекловского института. Тогда же мне было предложено возглавить отдел теории функций комплексного переменного, что и было окончательно реализовано в 1937 году.

До съезда, по приглашению Н.И.Мусхелишвили, я с семьей провел несколько месяцев в Тбилиси (где я читал лекции). Из Ленинграда я поехал к семье в Шови, где мы гостили у моего ученика Г.Я.Хажалия. К нам присоединились мои родители, Н.Бари и М.Келдыш. Мы отлично провели время, поднимались в горы, гуляли по ущельям. Мы с Келдышем и во время наших прогулок, и сидя на берегах горных речек, обсуждали разные подходы к постановкам и поискам решений интересовавших нас проблем. Несколько позже (уже в Москве) мы услышали доклад члена-корреспондента Н.М.Гюнтера об условиях существования граничных нормальных производных гармонических функций. Докладчик признался, что безуспешно ищет решение поставленной задачи уже около десяти лет. После доклада мы с Келдышем уединились в кабинете и за два часа дали полное решение.

Михаил Алексеевич с Верой Евгеньевной и детьми Мишей и Верой летом в Шови (Грузия)

В составе института в Москву переехал большой отряд ленинградских математиков: И.М.Виноградов, Н.Е.Кочин, П.Я.Полубаринова-Кочина, С.Л.Соболев, Б.Н.Делоне, Б.И.Сегал, В.Д.Купрадзе. Директор института, один из крупнейших современных математиков, Иван Матвеевич Виноградов сразу установил прямую связь со школой Лузина, и основное ядро лузитанцев вошло в состав Стекловского института. Там стали работать С.Н.Бернштейн, сам Н.Н.Лузин, а также А.Н. Колмогоров, А.Я.Хинчин, А.О.Гельфонд, Л.П.Шнирельман, П.С.Новиков и другие.

С переездом в Москву институт стал главным математическим центром СССР, центральным штабом советской математики. Он сыграл и продолжает играть исключительную роль в расширении научных исследований, развитии новых направлений, в связях математики с физикой и механикой, в создании общественного мнения среди ученых-математиков.

Перевод Академии наук в Москву стал большим событием. Изменился характер ее деятельности, Академия повернулась в сторону задач, связанных с жизнью. В эти же годы началась работа по подготовке кадров - были организованы аспирантура и докторантура, в том числе на базе Стекловского института. Здесь, в частности, защитил докторскую диссертацию М.В.Келдыш. Мы с ним много встречались, обсуждали различные проблемы и часто приходили к решению совместно. Во всяком случае, нас почти всегда и хвалили, и ругали вместе.

У стекловцев установились тесные связи со школой Н.И.Мусхелишвили. Я, например, руководил аспирантами из Грузии, часто ездил в Тбилиси.

Мне удалось в то время подойти к теории квазиконформных отображений пространственных областей. В последующие годы эта теория получила большое развитие. Она оказалась богатой связями с дифференциальной геометрией, дифференциальной топологией и другими разделами математики, активно разрабатываемыми в настоящее время.

Однако спокойная работа в «Стекловке» по чистой математической тематике продолжалась недолго. Приближалась вторая мировая война.

1937-1939 годы были весьма напряженными. У нас шла перестройка в оборонной промышленности и в армии. В институты Академии наук стали обращаться за консультациями из оборонных НИИ и КБ.

Д.Ю.Панов познакомил меня с Д.А.Вентцелем, заведующим кафедрой артиллерии Военно-Воздушной Академии имени Н.Е.Жуковского. С Вентцелем у нас быстро установилась большая дружба, продолжавшаяся вплоть до его неожиданной смерти в 1951 году.

Д.А.Вентцель был одним из самых эрудированных специалистов не только в области артиллерии, но и в смежных областях. Будучи связанным с рядом предприятий, я пытался по-новому подходить к поставленным ими задачам, старался максимально упрощать математические модели. Когда приходила в голову новая идея, я шел к Вентцелю. Большей частью после моего рассказа Вентцель давал совет в одном из трех вариантов: первый - прочесть статью инженера А или Б в известной ему книге (журнале); второй - поехать в Ленинград на одну из выставок, где в таком-то зале можно увидеть реализацию «моей» идеи давностью от 10 до 100 лет; третий - он признавал идею интересной и советовал, с кем из специалистов лучше всего кооперироваться.

В те годы я познакомился с группой конструкторов нового оружия, сыгравшего огромную роль во время войны и получившего название «Катюша». В группу входили не только артиллеристы, но также химики, инженеры, специалисты по вездеходам и танкам. Именно тогда я впервые познакомился с проблемой пробивания танковой брони.

В 1938 году Президиум АН СССР принял решение о повышении дисциплины в академических учреждениях. При опоздании до двадцати минут полагался выговор, а более двадцати - увольнение с работы. Запомнились два случая. Случай первый - со мной. Я жил тогда в Машковом переулке. Автобусы были сильно перегружены, с подножек снимали. У меня было критическое время до начала работы, и я вскочил на ходу на подножку автобуса. На ближайшей остановке милиционер стал снимать меня оттуда. Как раз незадолго до этого инцидента я получил удостоверение о присвоении мне ученой степени доктора. Показал удостоверение милиционеру, сказал: «Спешу к больному». Все обошлось благополучно - в институт я попал без опоздания.

Другой случай был неприятнее. Кто-то, проходивший мимо кабинета П.С.Новикова, заметил, что из-под двери идет дым. Дверь вскрыли, вошедшие увидели тлеющий диван, а на нем спящего Новикова. Дело в том, что он работал до глубокой ночи и вообще привык поздно ложиться. В институт он пришел вовремя, но сильно не выспавшись. Лег на диван, закурил и уснул. Позже было признано, что выгоднее ученых перевести на более гибкий режим.

Выборы в Академию наук Украины. В начале 1939 года в Москве проходили очередные выборы в Академию наук. Я был выдвинут одновременно и по Отделению математики, и по Отделению механики. К моему большому огорчению, я не получил нужного числа голосов ни там, ни тут. В тот же период готовились выборы новых членов Академии наук УССР. После провала в Москве мне предложили избираться в Киеве, на что я дал согласие и был избран по Отделению математики.

Первый разговор с президентом Академии Украины А.А.Богомольцем продолжался более двух часов. Александр Александрович расспрашивал меня, в чем я вижу главную задачу математики, с какими другими науками следует ее теснее связать, есть ли у меня ученики, которые поехали бы в Киев.

Скоро из Киева пришла телеграмма о том, что меня выбрали директором Института математики АН УССР. Отправившись в Киев принимать дела, я случайно оказался в одном купе с А.А.Богомольцем. Эта вторая встреча была очень удачна. Богомолец рассказал много интересного об организации Украинской Академии наук и о людях - главных участниках создания большой науки Украины.

Я узнал А.А.Богомольца как человека большой эрудиции и принципиальности. Уже тогда он пользовался глубоким уважением и доверием в высших правительственных кругах как Киева, так и Москвы. Богомолец предоставлял ученым возможность быстро создавать институты и лаборатории по передовым проблемам науки, он сам следил за их успехами, помогал при трудностях и не стеснялся в случае необходимости обращаться за помощью в высокие инстанции. Например, он рассказал мне, как обращался в ЦК Компартии Украины с просьбой помочь развернуть на Украине исследования в области ядерной физики. Дело это было дорогостоящее, но руководители партии на Украине поняли значение проблемы, и не только научное. Поэтому именно на Украине впервые в должном масштабе развернулись столь важные работы. Впоследствии, когда международная обстановка заставила нас создать атомное и термоядерное оружие, научный задел, накопленный в тот период украинскими учеными, сыграл неоценимую роль. И до сегодня Объединенным институтом ядерных исследований в Дубне руководит выросший в Академии наук Украины Н.Н.Боголюбов.

Из киевских академиков я хорошо знал еще по Парижу Н.М.Крылова - специалиста по проблемам устойчивости (учеником Крылова и его главным соратником был тогда еще совсем молодой Н.Н.Боголюбов). Понаслышке я знал также Д.А.Граве - специалиста в области алгебры и теории групп. Граве не имел больших самостоятельных результатов, но зато умел к своей тематике привлечь молодежь. Школа Граве известна и сегодня - осталось немного прямых учеников, но очень много внуков, правнуков и праправнуков со своими алгебраическими школами. Мировой известностью пользуется школа недавно умершего академика А.И.Мальцева (Новосибирск), школа Б.Н.Делоне и другие.

В начале моей деятельности на посту директора Института математики АН УССР на меня было немало нападок, пытались даже уличить меня в математической неграмотности. Но я выбрал простую тактику: работать и не обращать внимания на атаки. Я занялся прежде всего молодежью, среди которой оказалось много способных ребят, с удовольствием перешедших на мою тематику. Тогда же завязались дружеские отношения с Николаем Николаевичем Боголюбовым, сохранившиеся без сучка и задоринки до сегодняшнего дня, несмотря на сильные различия в характерах.

Семья у меня в то время жила в Москве, а я - то в Москве, то - в Киеве. В таком же положении были еще несколько человек, вновь избранных в Академию: мы ждали окончания строительства академических домов. Большей частью я останавливался в здании Президиума, где было выделено несколько комнат для приглашенных.

Три друга: А.Ю.Ишлинский, М.А.Лаврентьев, Н.Н.Боголюбов, тогда еще не действительные члены АН СССР, не лауреаты, не Герои соцтруда. Киев, 40-е гг.

Расскажу об одном случае, позабавившем многих. Случилось так, что в одной комнате со мной поселился вновь избранный академик Н.Н.Гришко (антилысенковец). Он был директором экспериментального хозяйства, расположенного под Киевом, и бывал в Киеве наездами. Я любил утром заниматься дома, а Гришко уходил рано. Однажды он ушел, спустя два часа собрался уходить и я, надел пальто - рукава по локоть, подол чуть ниже пояса. На улице - мороз, а надеть пальто Гришко я не мог, он был раза в два ниже и тоньше меня.

Около двух часов дня вернулся Гришко и с хохотом рассказывал, как ему было трудно ходить: чтобы полы не волочились по земле, их приходилось держать рукой. Поставил на стол бутылку ликера собственного производства. Выпили, поговорили о Лысенко. Гришко: «Я говорю Трофиму: я покажу тебе шестерых моих детей. Я черный, жена белая, а у них цвет волос распределен точно по Менделю. Нет, не верит ни мне, ни Менделю.»

Вскоре Гришко убежал на вокзал. Через час я собрался уезжать, взял с вешалки пальто - что такое? Опять рукава по локоть, подол чуть ниже пояса... Пришлось взять другое пальто в долг, а Гришко послать телеграмму: «Прошу вернуть пальто тчк Завтра еду Москву мягким». Получил ответ: «Твое пальто надоело зпт посылаю нарочным на вокзал для обмена».

		Глава 4. Зрелость. Тридцатые годы // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.37-45.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF