В 1992 г. исполнилось 150 лет со дня рождения выдающегося публициста и просветителя, одного из лидеров сибирского областничества Николая Михайловича Ядринцева ^[1] и 110 лет со времени выхода его книги «Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении». Она увидела свет в год празднования 300-летнего юбилея присоединения Сибири к России ^[2], четыре года спустя монографию перевел на немецкий язык и издал в Иене профессор географии и антропологии Бернского (затем Петербургского) университета Э.Ю.Петри ^[3], а в 1892 г. Н.М.Ядринцев выпустил работу вторым изданием, исправленным и дополненным ^[4].

С тех пор прошло более 100 лет, книга давно разошлась и стала библиографической редкостью. Между тем потребность в ней всегда ощущалась, история областничества неизменно вызывала большой интерес. Можно думать, что вспышки наибольшего интереса к ней приходятся на переломные моменты в истории России, связанные с революциями 1905-1907 и 1917 гг. и с бурными событиями сегодняшних дней. В такие моменты резче звучал поставленный областниками еще в прошлом веке вопрос о месте Сибири в составе Российского государства и ее взаимоотношениях с центром страны. В годы революций это находило выражение в попытках претворить в жизнь лозунг о Сибирской областной думе и автономии Сибири, а в наше время, в условиях демократизации общества и ломки командно-административной системы - в активном обсуждении проблем регионализации и места восточных районов страны в геополитической стратегии России. Идя навстречу пожеланиям отечественных и зарубежных ученых, широкого круга читателей, мы переиздаем книгу «Сибирь как колония», полностью воспроизводя ее второе издание. Надеемся, что републикация будет с удовлетворением встречена читателями.

Работая над созданием этого фундаментального труда, Н.М.Ядринцев стремился решить комплекс сложных и для его времени актуальных задач. «Наша главная цель была содействовать изучению края», - писал автор (с.35). Прежде всего предстояло исследовать заселение окраины в процессе переселенческого движения и связанную с этим возраставшую роль Сибири в истории России. Именно с этих позиций в книге рассматривается положение Сибири, ибо переселения оказывали большое влияние на многие стороны ее жизни. В связи с этим исследуется «склад народной жизни русских» в Сибири, где их характер проявлялся «оригинальнее и самобытнее», всестороннее влияние колонизации на аборигенов и протекавшие у них хозяйственные и этнографические процессы. Исследуя историю Сибири, необходимо было рассеять предубеждения, сложившиеся об этом регионе, дать картину его прошлой и современной автору жизни, «поучительную для русского общества» (с.33).

Свою задачу Н.М.Ядринцев видел не только в том, чтобы подвести «некоторые итоги» в историческом развитии Сибири в связи с 300-летием ее присоединения к России, но и познакомить российскую и зарубежную общественность «с насущными потребностями окраины, дать ответ на «немолчные запросы жизни» и направить деятельность молодого поколения сибиряков на их решение. И еще одну важную, хотя прямо и не сформулированную, задачу ставил перед собой Николай Михайлович Ядринцев - теоретически обосновать областничество как систему взглядов о месте Сибири и ее народов в составе России, сформулировать главные программные положения общественного движения в Сибири.

Для решения указанных задач использованы многочисленные и разнообразные источники. Ученый выявил и систематизировал документы столичных и местных, сибирских, архивов (отчеты воевод, губернаторов, правительственных ревизоров, служебную переписку и т.п.), изучил материалы летописных сводов, статистических сборников и многочисленных экспедиций (исторических, этнографических, археологических, географических), собрал воспоминания и данные периодической печати, проработал многочисленные сочинения ученых и путешественников. Накоплению фактического материала для книг способствовала служба в Главном управлении Западной Сибири в 1876-1881 гг. Работая столоначальником одного из отделений, а затем чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Западной Сибири, участвуя в деятельности землеустроительной комиссии, Ядринцев имел доступ к архивной и текущей документации: указам и распоряжениям, поступавшим из высших правительственных органов, к отчетам губернаторов и генерал-губернатора, к статистическим и другим сведениям о санитарном состоянии Западной Сибири, развитии экономики, переселенческом движении, ссылке и положении аборигенов, к журналам заседаний Главного управления и его отделений. В книге мы находим ссылки на дела о продаже земель из архива Главного управления Западной Сибири (с.132), на журналы заседаний Томской казенной палаты за 1864 г. (с.149) и др. Позже А.Н.Пыпин писал об этом так: «Служба при генерал-губернаторе дала ему возможность делать статистические, экономические, этнографические изыскания, тем более, что в те же годы основан был в Омске Западно-Сибирский Отдел [Русского географического] Общества, где Ядринцев также принял деятельное участие» ^[5].

Для сбора материалов активно использовались экспедиции. В 1878 году по поручению Западно-Сибирского отдела Русского географического общества Н.М.Ядринцев выезжал в экспедицию на Алтай для изучения переселенческого движения. За успешное выполнение этой работы он был награжден золотой медалью Географического общества. Через два года состоялась вторая экспедиция на Алтай, на этот раз с другой целью: собрать сведения о положении кочевых «инородцев». В эти же годы Николай Михайлович разработал и разослал на места «Программу для изучения сельской общины в Сибири», «Программу для исследования быта инородцев» и «Программу для исследования переселений». Указанные научно-методические разработки способствовали исследованию кардинальных проблем и накоплению фактических сведений по истории Сибири.

При поддержке И.М.Сибирякова Н.М.Ядринцев организовал первый санитарный переселенческий отряд из студентов-медиков, молодых врачей и фельдшериц во главе со студентом Медицинской академии П.Г.Сущинским и весной 1891 г. выехал вместе с отрядом в Тюмень для устройства продовольственного и санитарного пунктов. Д.М.Головачев вспоминал, что «Ядринцев как опытный и знающий исследователь внимательно и серьезно изучал переселенцев путем личных отношений, опросов, разговоров с местными деятелями и администрацией» ^[6].

Во время путешествий и поездок по Сибири Н.М.Ядринцев наблюдал многие стороны ее жизни, встречался с людьми различных сословий и социальных слоев. Отсюда такой оригинальный источник, как наблюдения автора, используемые в книге. Так, например, характеризуя отрицательное отношение крестьян к частной собственности на землю, автор сослался на свои «наблюдения на Алтае» (с.132).

Деятельность публициста и ученого по созданию источниковой базы не ограничивалась годами его службы в Главном управлении Западной Сибири. Книга «Сибирь как колония» - главный труд Ядринцева, и важным источником для нее послужили «наблюдения и плоды литературных работ о Сибири», написанных автором в 60-80-е годы XIX в. В книге широко использованы ранее опубликованные труды Н.М.Ядринцева. Во втором издании монографии «Сибирь как колония» напечатан список книг и статей, изданных автором с 1864 по 1892 г. Список, насчитывающий около сотни названий, далеко не полон. В него внесены преимущественно те труды, фактический материал и выводы которых в неизменном или переработанном виде включены в книгу ^[7].

Такие включения коснулись всех глав книги и особенно посвященных ссылке, аборигенам, переселенческому движению, управлению и реформе М.М.Сперанского. В некоторых случаях об этом свидетельствуют ссылки на книгу «Русская община в тюрьме и ссылке», «Программу для изучения сельской общины в Сибири», статьи «Чувства Сперанского в Сибири», «Бродячее население Сибири», «О мараловодстве в Алтае» и др. Но чаще использование ранее опубликованных работ не оговаривалось, и о нем можно судить лишь при сопоставлении текстов. Н.М.Ядринцев скромно назвал эти работы «литературными», но в действительности многие из них представляли научные труды, основанные на архивных документах. Так, статью «Женщины в Сибири в XVII-XVIII вв.» автор написал еще в 1866 г., находясь под следствием и добившись права заниматься с архивными документами ^[8].

При подготовке второго издания книги автор значительно расширил ее источниковую основу. Во время новых путешествий по Сибири и Монголии он обследовал сибирские музеи, провел этнографическое изучение аборигенов Минусинского округа, обнаружил на Орхоне развалины Каракорума и отразил свои наблюдения в статьях, использованных при исправлении и доработке монографии ^[9].

Следует учитывать и то, что за 10 лет после первого издания в Сибири произошло немало изменений. Примерно со второй половины 1880-х годов активизировалось переселенческое движение в Сибирь, этому способствовал закон 1889 г., предоставивший переселенцам путевые пособия, ссуды на заведение хозяйства и льготы по выполнению повинностей на новом месте; в сибирской деревне ввели выборное крестьянское самоуправление и волостные суды; в составе ссыльных увеличилось число рабочих, что объяснялось ростом стачечного движения и появлением в центре страны первых рабочих организаций (Союзов); развернулось проектирование Сибирской железной дороги; состоялось открытие Томского университета и др.

Некоторые из этих событий отражены непосредственно во втором издании книги, другие предварительно освещались в статьях и очерках ^[10]. Используя материал, собранный после 1882 г., автор значительно расширил книгу. По сравнению с первым изданием количество ее страниц выросло с 482 до 736, а число глав - с 11 до 16. Учитывая отсутствие «специального географического учебника о Сибири», Н.М.Ядринцев расширил раздел о природно-географических условиях и ввел новые главы о кустарных промыслах, общественной жизни городов и возникновении местной печати. В конце каждой из глав, отсутствовавших в первом издании, помещены дополнительные разделы с анализом литературы 1882-1891 гг. и выводами автора. Наряду с этим использованы новые статистические данные и прежде всего материалы обследований второй половины 1880-х - начала 1890-х годов ^[11]. Усовершенствованная структура книги и ее глав дает возможность рассмотреть взгляды Ядринцева в динамике, увидеть изменения и уточнения в его оценках и выводах.

Книга Н.М.Ядринцева - фундаментальное обобщающее исследование о положении и развитии Сибири в XIX в. с обстоятельными экскурсами в ее прошлое. По широте и глубине подхода к исследуемым явлениям и процессам она может быть поставлена в ряд с такими трудами, как двухтомное «Историческое обозрение Сибири» Петра Андреевича Словцова, увидевшее свет в 1838-1844 гг. И в том и в другом исследовании обобщены предшествующие труды самих авторов и наиболее ценные работы других ученых и публицистов, широкий круг опубликованных источников. А главное - в них отражены передовые идеи того времени, Ядринцев продолжил и развил мысли «первого сибирского патриота» и «идейного отца» областничества П.А.Словцова.

«Сибирь как колония» - комплексное исследование как по тематике, так и по методам исполнения. В нем показаны природные условия, экономика, система управления, культурная и общественная жизнь региона, характеризуются различные категории населения: крестьяне, аборигены, ссыльные, чиновники и интеллигенция. В изложении Н.М.Ядринцева органично сочетаются прошлое и настоящее, история и современность. «Это - прекрасно изложенные сведения о трехсотлетнем прошлом и настоящем Сибири», - справедливо писал один из рецензентов ^[12]. Не случайно книга первого издания была рекомендована для библиотек средних учебных заведений. При исследовании многоплановой тематики Ядринцев выступает как историк, экономист, этнограф, лингвист и географ. Во всех случаях он остается ученым и публицистом, а его книга, академичная по содержанию и популярная по форме, представляет синтез многолетней научной и публицистической деятельности.

Она широко используется для изучения областнического движения: его возникновения и развития во второй половине XIX в., программы и взглядов областников на различные стороны жизни Сибири, их взаимоотношений с политическими ссыльными и др. ^[13]. Развернулась дискуссия, в которой центральным стал вопрос о классовой сущности областничества: одни рассматривали его как разновидность буржуазного либерализма ^[14], другие считали, что это сложное общественно-политическое движение эволюционировало от революционного демократизма 1860-х годов к либеральному народничеству и буржуазному либерализму ^[15]. Высказано мнение о том, что в областничестве всегда соседствовали народническое направление, возглавляемое Н.М.Ядринцевым, и буржуазно-либеральное (лидер - Г.Н.Потанин) ^[16]. Но, пожалуй, еще чаще к книге Н.М.Ядринцева как очевидца и участника многих событий обращались как к историческому источнику исследователи переселенческого движения, положения аборигенов, состояния народного образования в Сибири, колониальной политики царского правительства и других вопросов. Книга «Сибирь как колония» использовалась и как объект историографического анализа взглядов Н.М.Ядринцева ^[17]. Словом, многоплановый труд дает широкие возможности для его анализа.

Мы же выделим четыре проблемы, поставленные в монографии Н.М.Ядринцева, на наш взгляд, наименее изученные в исторической литературе и наиболее актуальные в наши дни: это демографические процессы и взаимоотношение русских и аборигенов, методы хозяйственного освоения Сибири и охрана ее природных богатств, хозяйственный и культурный суверенитет Сибири, вопросы самоуправления. Но предварительно следует сказать о характеристике Н.М.Ядринцевым природных условий Сибири. Один из существенных недостатков отечественной исторической литературы послеоктябрьского семидесятилетия состоит в том, что в ней почти не учитывался такой фактор исторического развития, как природная среда. Он особенно важен для заселяемой Сибири, где переселенцы осваивали новые территории, адаптировались к другим природно-географическим условиям. Книга «Сибирь как колония» - одно из убедительных напоминаний важности этого фактора, его умелого использования при изучении исторических процессов и явлений.

Сибирь, по мнению Н.М.Ядринцева, имеет возможности в будущем приобрести «мировое значение». Для этого она располагает несметными природными богатствами и занимает выгодное географическое положение. С севера и востока ее окружают водные пространства, с юга - пустыни и хребты, а также соседство «невоинственного Китая». Поэтому Сибирь «может рассчитывать долго на мирное и безопасное существование», что отмечал еще ранее Д.И.Менделеев (с.41). Сибири, с одной стороны примыкающей к Европе, с другой - соприкасающейся с народами Азии, самой историей предназначено быть связующим звеном между двумя континентами, играть посредническую миссию, культурную и политическую. Все будет зависеть от того, насколько русское население сумеет обеспечить «гражданское развитие» Сибири, реализовать ее богатейшие возможности (с.41, 95).

Пока же богатства Сибири, ее природные условия были изучены далеко не достаточно, что связано как со слабостью научных сил (Томский университет начал действовать со второй половины 1880-х годов), так и с трудностями изучения (отдаленность, суровый климат и др.).

Сведения о природе Сибири Н.М.Ядринцев черпал не столько из книг географов или ботаников, сколько из личных впечатлений, полученных во время поездок по восточным районам страны. Он образно характеризует орографию, флору и фауну Западной, Восточной Сибири и Дальнего Востока, увлеченно и с любовью пишет о красоте Алтая, этой «Сибирской Швейцарии» и Алтайских гор («Сибирских Альпов»), Минусинской впадины («Минусинской Швейцарии»), неповторимого Байкала и величавой Ангары. С такой теплотой о природе родного края мог написать только его патриот, «истый сибиряк», как назвал Ядринцева А.Н.Пыпин ^[18].

Описание природных условий - не самоцель, автор подходит к их характеристике шире принятых в то время представлений: рассматривает естественно-географические условия в комплексе с историческими, увязывая их с деятельностью людей. Читатель узнает о путешественниках и исследователях природы Сибири, о расселении русских и аборигенов в зависимости от природно-климатических зон, о влиянии этих зон на направление потоков переселенческого движения. Во второй половине XIX в. основная часть переселенцев в Сибирь направлялась на Алтай. И это не случайно. Алтай, этот «драгоценнейший перл Сибири» (с.172), привлекал мигрантов благоприятными природными условиями: плодородием почв и хорошим орошением, относительно мягким климатом, богатством лесов и полезных ископаемых, словом, всем, что необходимо для «высокого благосостояния населения» (с.57).

Вне связи с географической средой не понять заселение окраины в процессе переселенческого движения. Направляясь в Сибирь, мигранты стремились поселиться в местах, напоминавших им природные условия мест выхода: проживавшие в лесной местности и в Сибири предпочитали подобные места, выходцы из степных районов ехали в степные и т.д. Нарушение этого принципа было одной из причин внутрисибирских миграций в поисках нужных мест поселения и даже обратного возвращения в Европейскую Россию. Как следствие этого Алтай, Минусинский округ и другие районы с благоприятными природными условиями оказались более заселены чем, например, Нарымский или Туруханский край. Медленность заселения Дальнего Востока автор объяснял его отдаленностью и весьма слабой изученностью (с.79) и - добавим от себя - недооценкой правительством этого региона.

Особенность характеристики природных условий в книге «Сибирь как колония» состоит в том, что они рассматривались под определенным углом зрения, во взаимосвязи с развитием промышленности, сельского хозяйства, транспорта и других сфер экономики. Наличие полезных ископаемых позволяло судить о возможностях развития промышленности в Сибири. К 1890-м годам здесь получили развитие преимущественно горнодобывающие отрасли и значительно слабее - обрабатывающие. Климатические, почвенные и другие условия благоприятствовали ведению сельского хозяйства в Сибири. Рассматривая ее отдельные регионы с точки зрения «хлебной производительности», Н.М.Ядринцев дал наметку сельскохозяйственного районирования. Средняя земледельческая полоса Сибири охватывала южные части Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской губерний и Забайкальской области, а также Приамурье. К числу наиболее хлебородных относились Алтай, Минусинский и Приамурский районы.

Южные степи представляли собой обширные пастбища, причем через Алтай и Саяны в Монголию и далее на восток от Кяхты в Маньчжурию проложен скотопрогонный тракт, интенсивно используемый. Что касается северной зоны, Березовского, Сургутского, Нарымского, Туруханского округов, Васюганской тундры, Якутии и Чукотки, то земледелие там «скудное», и Н.М.Ядринцев высказывает предположение, что оно получит развитие в будущем, когда знания и средства освоения природы расширятся (с.79, 94, 95). С географической средой непосредственно связаны кустарные промыслы, которым природа предоставляла сырье: обработка продуктов животного происхождения (скорняжный, кожевенный, ковровый, пимокатный, рыболовный, котиковый и другие промыслы), растительного происхождения (ткачество, выделка холста и сукна, деревообработка, производство растительного масла, смолокурение и т.д.), минерального происхождения (кузнечный, слесарный, обработка камня, ювелирный и т.д.).

Н.М.Ядринцев отмечает большую роль в освоении и заселении Сибири рек и озер. Они служили важным транспортным средством, источником рыбы и орошения, около них располагались населенные пункты, их энергия использовалась при устройстве водяных мельниц и других сооружений. Течение крупных рек Сибири на север, составлявшее особенность края, многократно увеличивало транспортные возможности Сибирского тракта: по рекам на север и юг доставлялись различные грузы и пассажиры, они использовались для развития торговли. По мнению Ядринцева, Азиатская Россия от Якутска и Дальнего Востока до Камско-Волжского бассейна могла быть охвачена системой водного сообщения при условии создания на волоках промежуточных каналов. С постройкой Обь-Енисейкого канала, казалось, началось осуществление этой идеи, но с сооружением Сибирской железной дороги она была забыта.

Заслуга Н.М.Ядринцева состоит в том, что он одним из первых исследовал естественно-природные условия в единстве с историческими процессами в Сибири. Блестяще раскрыв влияние географической среды, автор в некоторых случаях преувеличил ее значение. Едва ли без оговорок можно согласиться с утверждениями о том, что природные условия «дают возможность судить о будущем каждой страны», «насколько она будет обитаема» и даже «предугадать ее международные сношения». Но не вызывает сомнений общий вывод, что «Сибирь не представляет места, непригодного для жизни, как думали прежде, что условия (природные - Л.Г.) для жизни людей здесь удовлетворительны, а в некоторых местах благоприятные» (с.93-94).

Выше уже говорилось о большом влиянии естественно-географической среды на демографические процессы. В книге «Сибирь как колония» рассматриваются численность, состав и расселение различных категорий жителей, их характеристика и взаимовлияние, формирование в Сибири «народно-областного типа» населения, колонизация и переселения, а также вопрос о колонизационном значении ссылки. С 1863 по 1897 г. число жителей Сибири на территории от Урала до Тихого океана, увеличилось с 2863 тыс. человек до 5760 тыс. человек ^[19]. (Я вынужден пользоваться данными переписи 1897 г., так как других, близких к 1892 г., а главное более полных и точных сведений нет.) Из общей численности населения Сибири (без Дальнего Востока) 79,2% составляли русские, 17,3% - аборигены и 4,1% - прочие (украинцы, белорусы, поляки, латыши, евреи и др.). В книге «Сибирь как колония» детально характеризуется размещение народов на территории Азиатской России. Русские проживали в земледельческой, преимущественно средней, полосе Сибири, аборигены - в различных районах, и прежде всего к северу и югу от этой полосы.

Русские делились на две крупные группы: старожилов, потомков жителей Сибири XVII - первой половины XIX вв., и переселенцев, прибывавших из Европейской России. В Сибири и на Дальнем Востоке проживало также около 870 тыс. аборигенов, составлявших более 30 народностей (без учета казахов). По переписи 1897 г. к наиболее многочисленным относились буряты (примерно 289 тыс. человек), якуты (227 тыс.) и сибирские татары, проживающие главным образом в Томской и Тобольской губерниях (53 тыс.). Группу народов тюркоязычной группы составляли алтайцы и хакасы, финно-угорской группы - манси, ханты и др., палеоазиатской - чукчи, кеты, айны и т.д. (Н.М.Ядринцев использовал другую классификацию сибирских аборигенов, выделяя уральскую, или финскую, группу и алтайскую - с.134-135).

Взаимовлияние русских и аборигенов проявлялось в различных формах, в том числе и в их смешении и образовании в Сибири особого «народно-областного» типа. Эту идею развивал еще А.П.Щапов ^[20]. По мнению Н.М.Ядринцева, сближение совершалось двумя путями: при посредстве кровного родства и примеси к русским «инородческих» элементов, а также в результате восприятия самими аборигенами русского языка и образа жизни, смешения с русскими вплоть до «полного слития и исчезновения среди русской народности» (с.98). Такое смешение началось с завоеванием Сибири, чему, видимо, способствовал близкий уровень развития русских и аборигенов. Наиболее заметное сближение произошло в Западной Сибири с татарами, хантами и манси, которые фактически обрусели. Процесс смешения интенсивнее протекал в тех местах, где удельный вес аборигенов был выше. Здесь русские иногда «обынородчивались»; так, русские крестьяне, поселенные на Верхней Лене для ямской службы еще в XVIII в. фактически слились с якутами и многие утратили русский язык (с.99).

Подобное сближение Н.М.Ядринцев считал естественным и неизбежным, препятствия ему могли лишь усилить отчуждение народов и помешать положительному влиянию русских на аборигенов (с.101). В итоге в Сибири сложился новый «народно-областной тип» с особыми физическими и нравственными признаками. Физическое своеобразие проявлялось в распространении брюнетического типа сибиряков как результата помеси русских с черноволосыми аборигенами, в особом строении их дыхательных органов и желез (влияние сухого континентального климата), в крепком физическом строении (приземистые и коренастые с чутким слухом и зоркостью хороших охотников) и т.д.

В числе духовно-нравственных качеств сибиряков Н.М.Ядринцев называет гордость за свой народно-областной тип (в отличие от переселенцев - «рассейских»), восприимчивость к новшествам и неожиданным зрелищам, предприимчивость в предпринимательстве, преобладание материальных интересов над духовными, индивидуализм, склонность к независимости и равенству, простору и воле, стремление к наживе. Сибиряки, по мнению А.П.Щапова, приводимому в книге, менее, чем жители центра страны, чтут русскую старину, мало помнят Ермака (кроме Тобольской губернии). Отмечена и тяга к спиртному значительной части населения, чему способствовали, считает Н.М.Ядринцев, холода и относительная зажиточность (с.106-116, 444-445). Процесс смешения русских с аборигенами, замечает автор, еще не завершился, скорее «заметно стремление» к образованию «однородной и несколько своеобразной областной народности» (с.101). Это «стремление» связано не только с метисацией и восприятием русскими «инородческой» крови, но и с климатом, новой для переселенцев природой Сибири (с.101-102).

Если Н.М.Ядринцев писал о незавершенности процесса смешения и рассматривал его не более как тенденцию развития, «стремление» к образованию областной народности, то более поздние областники и, в частности, П.М.Головачев, уже не делали оговорку о «стремлении» и незавершенности процесса, а писали о реальном существовании сибирской народности и ее особых свойствах ^[21]. Такая категоричность в общем-то объяснима. Положение о существовании особой сибирской народности являлось важной теоретической посылкой в трудах областников. В условиях критики сибирского областничества в начале XX в. и сдержанного к нему отношения широких масс (если не сказать - равнодушия) понятно желание самих областников упрочить теоретический фундамент их концепции.

Как же оценивать идею Н.М.Ядринцева об образовании в Сибири особого «народно-областного типа»? В 1960-1964 гг. Институт этнографии АН СССР провел в Сибири пять научных экспедиций по антропологическому изучению русского старожильческого населения. Обследовали примерно 4500 мужчин и женщин: русских старожилов по Ангаре и Енисею, потомков забайкальских казаков, ононских и кударинских, алтайских и забайкальских старообрядцев, переселившихся из Белоруссии, бухтарминских старообрядцев («кержаков»). Сравнение этих групп с населением европейской части страны проводилось по 16 признакам, таким, как: частота факторов крови, наиболее употребляемый показатель, длина тела и головы, цвет волос и радужины, высота и ширина носа, скуловой диаметр и др. В 1967-1969 гг. антропологический отряд Института этнографии продолжил работу в Сибири. Используя метод определения суммарного сходства количественных признаков, предложенный Л.Пенрозом ^[22], исследователи сравнили русские сибирские группы между собой и суммарным русским типом (Г.М.Давыдова), рассмотрели характеристики местных групп Забайкалья, Якутии, Заполярья и группы старожилов Енисея (В.В.Бунак).

Исследования показали, что подавляющая часть русского населения различных регионов Сибири не знала смешения с аборигенами и последние не оказали большого влияния на формирование его типа. При разнообразии взаимоотношений русских и аборигенов это не исключало формирования небольших метисных групп в отдельных районах Сибири: на юге лесостепной полосы Западной Сибири татарское население влилось в русскую этническую среду; в Забайкалье образовались смешанные группы русских, бурят и эвенков (ононские и кударинские казаки); в Якутии и на северо-востоке Сибири малочисленные группы русских поселенцев слились с якутами и эвенками; на Крайнем Севере, в низовьях Лены, Яны, Колымы и Индигирки сложились мелкие смешанные группы русских с якутами, эвенами и юкагирами. Эти метисные группы, объединенные отдельными общими признаками, при сравнении с антропологическими вариантами Европейской России можно рассматривать как особый областной тип русских, имеющий несколько подтипов. Сказанное подтверждает правильность осторожного подхода Н.М.Ядринцева, писавшего о незавершенности процесса смешения, его нешироком распространении.

Что же касается климата, Николай Михайлович переоценивал его роль в образовании областного типа русских: климатические факторы не имели непосредственной связи с соматическими особенностями сибиряков. Характерные для неметисированных сибиряков преимущественно коренастое сложение при среднем росте и, возможно, сравнительно большая ширина лица, объясняются влиянием русского населения Архангельской, Вологодской, Пермской и других губерний северо-востока страны, откуда в XVI - первой половине XIX вв. шла основная часть переселенцев в Сибирь (для них характерна сравнительно большая ширина лица). Указанные признаки могли сложиться как приспособление к большой затрате физических сил, необходимых для освоения новых земель в условиях Сибири ^[23].

Некоторые физические и духовно-нравственные признаки сибиряков, названные в книге «Сибирь как колония», небезупречны с точки зрения их обоснованности, степени распространения. Остается неясным, являются индивидуализм или непочтение к старине всеобщими признаками сибиряков или присущи отдельным слоям населения, некоторым категориям лиц? В характеристике духовного облика сибиряков не удалось избежать противоречий. В одном месте указано, что по сравнению с жителями Европейской России сибиряк более «первобытен», «ум его менее развит и гибок» (с.106), в другом утверждается нечто противоположное: «вообще сибирское крестьянство по привычкам и развитию стоит выше своих собратий в Европейской России» (с.112), цитируются слова Екатерины II о том, что «сибиряки умны, любознательны и предприимчивы» (с.103).

Рискуя вызвать недовольство читателя за пространное цитирование, для сравнения приведу характеристику, которую дает сибирякам-старожилам современный этнограф и антрополог В.В.Бунак: «Характерные черты сибиряка - настойчивость в выполнении поставленных задач, осмотрительность в решениях, отсутствие поспешности в действиях, но без следов вялости, хорошая ориентировка в обстановке, ровное настроение без склонности к повышенной чувствительности. Телосложение старожила по преимуществу коренастое, но не в резкой степени, невысокий рост, умеренно широкое туловище, отсутствие склонности к большому жироотложению, даже в старшем возрасте. Может быть, этим особенностям склада обязаны сибирские военные соединения той известностью, которую они приобрели в двух великих европейских войнах <...>. Плотное сложение, так же как и сильный, но не очень быстрый характер, - таковы особенности формировавшегося в течение десятилетий русского населения Сибири». Этот тип преобладающей части старожилов, отмечает автор характеристики, «одинаково описывается разными наблюдателями» ^[24].

Со смешением народов тесно связан исследуемый Н.М.Ядринцевым «инородческий вопрос». Его суть он сводил к предупреждению вымирания аборигенов, подъему их экономики и культуры, соблюдению законности и гражданского равноправия народов, обеспечению духовного развития и просвещения. Из них «самым капитальным» автор считал вопрос о вымирании аборигенов и уменьшении их численности, общий «всем расам», покоренным «более сильными и многочисленными» народами (с.137). В подтверждение названы цифры о сокращении численности камчадалов, аборигенов в Березовском, Нарымском и Туруханском краях, причем по Нарыму сведения даны за 60 с лишним лет (1816, 1832, 1869, 1878 гг.). Определяя вымирание как факт «несомненный», автор оговаривается, что этот процесс охватывает не все народы, «исключение составляют, по-видимому, пока южные кочевники - буряты, киргизы, калмыки» (с.141).

Вымирание - прежде всего «результат безысходных окружающих обстоятельств, ухудшения экономического положения и беспомощной жизни инородцев» (с.147). Выход виделся в подъеме экономики и культуры, предоставлении аборигенам гражданских прав и защите их от насилия и грабежа. Главным же путем решения «инородческого вопроса» Н.М.Ядринцев считал доступ «инородцев» к образованию и науке (с.161-162). Отмечая положительное культурное влияние русских на народы Сибири, он осуждает акты насилия со стороны землепроходцев Хабарова (на Амуре) и Павлуцкого (на Камчатке), торговый грабеж и спаивание аборигенов, оттеснение их в менее благоприятные районы (с.144-145). Замечу, что взаимоотношения русских и аборигенов были сложными и многоплановыми: наряду с завоеванием и насильственным присоединением известны случаи добровольного вхождения народов в состав России или мирного ненасильственного присоединения, в деятельности царского правительства имелись и позитивные моменты. Представители администрации, рассматривая ясачных людей как главных поставщиков пушнины, запрещали переселенцам захватывать их охотничьи угодья. Спорным является категорическое утверждение о том, что устав М.М.Сперанского 1822 г. по управлению народами «решительно не привился» в Сибири и быт инородцев остался прежним, «если не в худшем виде».

Но в главном Н.М.Ядринцев безусловно прав: положение малочисленных народов было тяжелым, некоторые из них уменьшались количественно. Это уменьшение имело свои особенности. Во-первых, одни народы численно сокращались (см. с.137-139), другие, более крупные - росли (казахи, буряты, якуты), увеличивалась и общая численность аборигенного населения в Сибири. В начале XVIII в. русских насчитывалось 312 тыс. человек, аборигенов - примерно 216 тыс., в 1852 г. - соответственно 2712 тыс. и 583 тыс. и в 1897 г. - 4890 тыс. и 822 тыс. (без Акмолинской области) ^[25]. Эти данные, как видно, не показывают абсолютного уменьшения численности населения. Следовательно, необходимо различать тенденцию к вымиранию отдельных малочисленных народов и общий количественный рост аборигенов. Во-вторых, сокращение и отдельных малочисленных народов не было постоянным и непрерывным, а чередовалось с подъемами. На Дальнем Востоке насчитывалось коренных жителей: в 1881 г. - 13,2 тыс., в 1892 г. - 16,5 тыс. и в 1897 г. - 17,9 тыс. человек. Это не исключало колебаний числа ненцев, хантов и других, но в целом во второй половине XIX в. происходил общий количественный рост аборигенов, за исключением 1860 г., когда из-за эпидемии оспы и холеры абсолютная численность их уменьшилась. Количественное сокращение коренного населения зафиксировано в XX в.: в 1912 г. оно насчитывало 17,2 тыс. человек, в 1916 г. - 16,9 тыс., что объяснялось невниманием властей к нуждам аборигенов, их уходом в отдаленные районы в связи с наплывом переселенцев ^[26].

Возникает вопрос, действует ли тенденция, выявленная Н.М.Ядринцевым, и сегодня, у каких народов она могла перерасти в постоянно действующую, а у каких происходит медленный рост (при некоторых колебаниях), близкий к стагнации и характерный для всех племен охотников, рыболовов и скотоводов-оленеводов тайги в сравнении с окружающими земледельческими народами. Далее, каковы причины этих процессов, факторы, ускоряющие и препятствующие их течению, формы проявления (у различных народов они могут быть разные). Для ответа на эти и другие вопросы необходимы разнообразные источники и прежде всего статистические (в частности, материалы всеобщих переписей), проверенные на полноту, достоверность, сопоставимость, и их тщательный анализ с участием демографов, социологов, этнографов и, возможно, других специалистов. Такое специальное исследование давно назрело.

Большое место в демографических процессах Сибири занимали колонизация и переселения, характеризуемые Н.М.Ядринцевым в особой главе. Отмечу лишь новое в исследовании этого вопроса. Переселенческое движение он знал не только по материалам правительственных органов или данным учета в Тюмени и Сызрани, но и по личному участию в его организации: работал в государственной комиссии экспертов о переселенцах, куда представил «Записку о колонизации Алтая», обследовал переселенческие партии в Тобольской губернии, а с созданием в 1894 г. Переселенческого управления, уже после выхода второго издания книги, возглавил статистическую партию по обследованию переселенцев в Западной Сибири. В.Крутовский в своих воспоминаниях писал, что Ядринцев «изучал переселенческое дело в Сибири и Америке» ^[27]. В мае - июле 1893 г. он ездил в США для изучения процесса переселений и знакомства со Всемирной выставкой в Чикаго и по итогам этой поездки 13 ноября 1893 г. выступил на многолюдном заседании Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Политехническом музее с блестящим докладом «Переселенческое дело в Сибири и в Североамериканских штатах». В своих воспоминаниях очевидец событий В.В.Богданов оценил доклад как «большой триумф замечательного сибиряка». Николай Михайлович задумал книгу «Сибирь и Америка» и приступил к написанию работы «Путешествие в Америку. Очерки из жизни и истории европейских колоний» ^[28]. Располагая большим фактическим материалом, Н.М.Ядринцев впервые столь детально охарактеризовал колонизацию и переселение с демократических позиций. В его книге нет дефиниций этих понятий. Я понимаю под колонизацией процесс заселения и освоения Сибири, в котором участвовали не только переселенцы, но и жители Сибири, горожане, крестьяне-старожилы, казаки и аборигены. Переселенческое движение связано с притоком переселенцев. В том и другом процессах большую роль играло государство.

Н.М.Ядринцев различал колонизацию правительственную и вольнонародную. «Заселение Сибири есть продукт двух сил - государственной и вольнонародной», - писал он (с.180). Народную колонизацию публицист и ученый считал центральным процессом истории Сибири и в заселении ее видел заслугу народа, памятник его творчеству ^[29]. Николай Михайлович, высоко оценивая колонизационные способности русских, отмечал «предприимчивость и смелый ум русского колониста». Он развивал всегда актуальную мысль о том, что успешное заселение и освоение Сибири возможно лишь в условиях дружбы и взаимопомощи русских и аборигенов: «Колонизация есть союз народов, а не разъединение их» (с.494, 500, 501, 503). Государственная колонизация преследовала задачи покорения «инородцев» и взимания с них ясака («военная колонизация»), насаждения казенной и кабинетской собственности на землю и обложения крестьян податями за пользование землей («казенная колонизация»), развития горнометаллургической и золотой промышленности, приносивших большие доходы государству («промышленная»), проведения торгового грабежа русских и особенно аборигенов («торговая колонизация») - (с.166, 167 и др.).

Ядринцев одним из первых отметил, что противоборство правительственной и народной колонизации, «двух традиций», как он их назвал, составляло главное содержание истории освоения Сибири ^[30]. В этой борьбе правительство взяло верх и стало опекать и регулировать колонизацию Сибири, сдерживать переселения в угоду помещикам. Требование свободы переселений Николай Михайлович рассматривал как борьбу против одного из пережитков крепостного права (с.180-182).

Н.М.Ядринцев оценивал колонизацию и переселенческое движение как «весьма важный акт народной, экономической и государственной жизни» (с.195). Переселения имели «врачующее и исцеляющее значение» для сотен и тысяч переселенцев, ибо благодаря многоземелью они заводили в Сибири хозяйство более крепкое, чем на родине (вывод, который примерно до 1960-х годов игнорировался в советской исторической литературе), и в отдельных случаях даже превосходили старожилов по некоторым показателям хозяйственной состоятельности (с.194-195). Отмечая «благодетельные последствия колонизации для переселяющихся», Ядринцев сумел увидеть их «весьма выгодные результаты для окраины» (с.195), что проявилось в начале XX в., когда Сибирь, благодаря массовому притоку переселенцев, по уровню скотоводства, развитию маслоделия, степени применения машин вышла на одно из первых мест в России. Увеличение русского населения в Сибири в процессе массовых переселений способствовало росту их положительного влияния на аборигенов.

Избегая идеализации переселений, автор показал огромные трудности, с которыми сталкивалось большинство переселявшихся: острая нехватка средств, смертность в пути, большие долги и кабала у зажиточных старожилов, высокие недоимки и т.д. Программа мероприятий, предложенная Н.М.Ядринцевым и направленная на совершенствование процесса переселений, предусматривала снятие каких-либо запретов или ограничений переселенческого движения и его свободное развитие; государственную помощь переселенцам: выдачи ссуд и пособий, создание переселенческого фонда денежных средств, предоставление отъезжающим информации о Сибири, путях движения и т.п.; общественную помощь новоселам, благотворительность, деятельность Общества вспомоществования в Петербурге и его отделений на местах; четкую и рациональную организацию переселений: открытие переселенческих контор в местах вселения, заготовку колонизационного фонда земли и др. (с.195-196). Многие эти мероприятия были осуществлены в конце XIX - начале XX веков.

Известное влияние на демографические процессы в Сибири оказывала ссылка. У многих людей, особенно за рубежом, со ссылкой ассоциируется само понятие «Сибирь». Это, конечно, далеко не так. Н.М.Ядринцев, выступивший против подобного отождествления, писал, что в Сибири «не одно сборище преступников, но довольно давно уже вполне сформировавшееся гражданское население и место для жизни полноправных граждан» (с.198). Под этим углом зрения, датируя начало ссылки XVI веком, он подсчитывает число сосланных с 1823 г., когда начался их точный учет, по 1888 г. (около 785 тыс. человек), характеризуя виды ссылки (каторга, на поселение, водворение, высылка на житье, в административном порядке), и одним из первых в литературе приходит к выводу о незначительной роли ссылки в увеличении численности населения Сибири. В связи с этим Ядринцев характеризует расселение ссыльных по губерниям, их состав по полу и возрасту, положение: мало женщин, много пожилых, запрет ссыльным вступать в брак, распространение среди них проституции (с.199-205).

Последующие специальные исследования подтвердили правильность выводов Н.М.Ядринцева о небольшой роли ссылки в заселении окраины. Причем в XVII-XVIII вв. она оказывала заметное влияние на механический прирост населения, а после 1861 г. и особенно в начале XX в. - незначительное. В 1897 г. в Сибири и на Дальнем Востоке находилось около 300 тыс. ссыльных, что составляло 5,2% всего наличного населения. В большинстве в своем ссыльные - одинокие мужчины, которые, не имея средств для существования, бродяжничали, занимались сбором подаяний, жили за счет случайных заработков и т.д. Из 300 тыс. человек оседлых насчитывалось только 10%, а закреплялось на постоянное жительство около 2% ^[31]. Многие, отбыв срок, возвращались домой.

Н.М.Ядринцев поставил вопрос о взаимоотношениях местных жителей, прежде всего крестьян, и ссыльных. Зажиточные хозяева, нанимая бесправных и беззащитных поселенцев, нещадно их эксплуатировали и даже могли убить, чтобы избежать оплаты за работу. Ссыльные уголовники отвечали неприязнью. Делая побеги, они становились бродягами и, скитаясь, совершали воровство, поджоги и другие преступления. Сибирская ссылка немыслима без бродяжничества, в некоторых районах беглые составляли до половины всех ссыльных. К сказанному Н.М.Ядринцевым можно добавить, что отношения ссыльных и местного населения не исчерпывались неприязнью. Среди бродяг далеко не все были уголовниками. К нищим крестьяне относились с участием, подавали милостыню и предоставляли ночлег. В книге «Сибирь как колония» не освещен вопрос и о взаимоотношениях жителей с политическими ссыльными. Они строились на другой основе и нередко проявлялись в виде педагогической, медицинской и другой помощи со стороны «политиков», а население отвечало на это помощью и поддержкой.

Н.М.Ядринцев всесторонне обосновал необходимость отмены ссылки. Обосновал с точки зрения экономической: ссылка одного человека в Сибирь обходилась государству в 50 рублей плюс стоимость строительства и содержания тюрем, охраны и штата чиновников, подводная повинность крестьян на перевозке ссыльных (с.228-231). Обосновал и с политической стороны - сознавая неэффективность ссылки и под давлением требований населения, центральная и местная администрация приступила к обсуждению проектов переустройства и реформы ссылки. Началась широкая дискуссия в печати, в которой активную речь сыграл и Н.М.Ядринцев, принимавший участие в разработке проектов реформы ссылки (с.236). Он показал, что ссылка изжила себя и с международной точки зрения, от нее отказались в Великобритании и Нидерландах.

Говоря о морально-нравственной стороне вопроса, Ядринцев писал, что «растлевающее влияние ссылки неисчислимо» (с.238). В рецензии на книгу «Сибирь и каторга» Н.М.Ядринцев отметил, что ее автор С.В.Максимов объяснял неэффективность ссылки «порчей» заключенных в тюрьмах, хотя действительная причина «в самом способе наказания», которое приносит больше вреда, чем пользы ^[32]. Этот вид наказания не оправдывал себя ни с экономической, ни с юридической, ни с любой другой стороны. Вывод Ядринцева непреложен: уголовную ссылку необходимо отменить, что наряду со свободой колонизации будет благодеянием для Сибири (с.245).

Крупная заслуга Н.М.Ядринцева состоит в том, что он впервые поставил вопросы о методах хозяйственного освоения Сибири и охране ее природных богатств. «Что касается способов разработки естественных богатств Сибири, то мы не только не обогатились здесь, не только не положили основания прочной промышленности, а напротив, умалили и истощили производительность края» (с.256). С учетом этого Н.М.Ядринцев выделял периоды в освоении окраины: звероловческий (XVII в.), характеризуемый истреблением ценных пушных зверей; горнозаводской (XVIII в.), когда на кабинетских и казенных горных заводах использовался труд подневольных крестьян и ссыльных; золотопромышленный (до 60-х гг. XIX в.) с присущей ему хищнической добычей благородного металла; и земледельческо-скотоводческий, который отмечен вывозом сырья и торговой эксплуатацией края. Характеризуя заселение Сибири, Н.М.Ядринцев писал, что колонизация, особенно правительственная, нередко строилась «на расхищении естественных богатств и запасов природы и на истреблении лесов». В земледельческой полосе, на юге Сибири, уже к 80-м гг. XIX в. заметно «оскудение лесов». Западные округа, как Курганский, «страдают безлесьем», во многих районах «тайга беспрестанно горит». В результате истребления лесов участились засухи, высыхание озер и рек, уменьшились возможности защиты полей от ветров. «Зверь исчез и удалился на восток», что связано с «беспощадным истреблением» его и, в частности, с незаконными приемами охоты на соболя (с.251, 256-257).

Хищнические методы использовались и в горных промыслах. «Гоняясь за фунтом лишнего содержания, золотоискатели снимали золото только сверху, а остальное погребали в отвалах». Как следствие этого - сокращение добычи даже в наиболее богатых Витимско-Олекминских приисках. Н.М.Ядринцев отметил элементы хищничества и в экстенсивном ведении сельского хозяйства: при расчистке полей лес безжалостно вырубался, участки использовались без каких-либо удобрений до полного истощения и т.п. А вывод звучит сурово и предостерегающе: «Истощение это замечается на каждом шагу: это видно в выгорании лесов, в истреблении зверя, в расхищении металла, в вывозе сырья без возвращения земле ее производительной энергии и в истощении почвы» (с.266). Конечно, сто лет назад еще не шла речь об экологическом бедствии, но прислушайся мы вовремя к предостережению демократа-патриота, мы бы не оказались перед этим бедствием сегодня.

В нашей исторической литературе утвердился стереотип, согласно которому на счет господствующих классов относилось хищничество в использовании природных богатств Сибири, а на счет трудящихся - забота об их сохранении. Действительность была сложнее этого стереотипа. Ядринцев, глубоко любивший свой народ и показавший его подвиг по освоению Сибири, не отступил от принципа правдивости и отметил участие народных масс в хищническом использовании богатств окраины, браконьерство «кочующих авантюристов». Доведенная до крайности, эта мысль ошибочно звучит у С.С.Шашкова, видевшего у сибиряков только одну цель - наживу любыми средствами. Главным виновником пороков он считает «сибирское общество», администрация лишь отражала его нравственный облик ^[33]. Ядринцев, избежав этой крайности, отмечал радение крестьянских общин, промысловых артелей и аборигенов о природе.

Но, пожалуй, центральное место в книге «Сибирь как колония» занимает положение о вреде излишней централизации, колониальном характере экономики и выкачивании средств, о важности хозяйственного и культурного суверенитета Сибири. Основополагающим в концепции Н.М.Ядринцева и областничества в целом был тезис о Сибири как о колонии в полном смысле этого слова, то есть в географическом, этнографическом и историческом отношении, как сформулировал Н.М.Ядринцев. Значительно позже, разъясняя понятие колонии, Г.Н.Потанин писал, что Сибирь присоединили к России уже после образования Российского государства (с этим связывали исторические аспекты понятия - Л.Г.), в ней проводилась колониальная политика ^[34], существенно влиявшая на этнографические процессы. На наш взгляд, Сибирь в целом во второй половине XIX - начале XX вв. являлась колонией в экономическом смысле слова и только аборигены испытывали не только экономический, но и политический, национальный гнет. Как экономическая колония Сибирь имела свободные земельные пространства, заселяемые переселенцами из Европейской России, специализировалась на производстве сельскохозяйственной продукции, а также минерального сырья, получая в обмен на них промышленные товары из центра страны, что и обусловило экономическую зависимость окраины.

Мысль о колониальном положении Сибири высказывали еще декабристы, но только Н.М.Ядринцев впервые раскрыл это понятие на фактическом материале, показал главные направления колониальной политики российского правительства и ее отрицательное влияние на развитие Сибири. Царское правительство, купцы и предприниматели смотрели на нее как на холодную кладовую, набитую богатствами, и всю экономическую стратегию строили на хищническом использовании этих богатств. Вначале из Сибири выкачивались меха, потом ухватились за добычу драгоценных металлов: серебра (в первой половине XIX в. только Алтайский горный округ давал его больше, чем Англия, Франция, Пруссия, Швейцария и Бельгия вместе взятые), затем - золота, и уже к концу XIX в. Сибирь поставляла до ⁹/10 российской добычи его. Со строительством Сибирской железной дороги и ростом переселенческого движения из Сибири стали вывозить масло, хлеб, мясо, кожи и другие продукты.

Все это мало что давало самой Сибири, при однобоком развитии сырьевых отраслей она не имела сколько-нибудь сильной обрабатывающей промышленности, экономические интересы ее населения, особенно аборигенов, нарушались. В 1870-1890-е годы в Сибирь поступали костромские ситцы, шадринские пряники, нижнетагильские сундуки, чердынские точила, деревянные изделия из Нижнего Новгорода и т.п. «Сущность производительности Сибири и характер ее обмена, - писал Н.М.Ядринцев, - в сбыте собственных сырьевых продуктов и приобретении всего, до мельчайших подробностей хозяйства, привозного из Европейской России» (с.273). Среди ввозимых товаров первое место занимали ткани - бумажные, льняные, шерстяные и шелковые; в 1882 г. они составили 64% всего ввоза, в 1890 г. - 57,4%. На долю металлов и изделий из них приходилось 8-9%. Причем некоторые товары, например, металлы, кожи, лес, воск и другие, Сибирь ввозила, но уже в переработанном виде, уплачивая комиссионный процент и двойной тариф за провоз.

По словам Н.М.Ядринцева, сырье в Сибири покупалось «по самой низкой цене, почти за бесценок, а привозные - втридорога». В итоге сибиряки затрачивали на ввозимые товары сумму в шесть раз большую, чем получали от вывоза. Только на вывозе стеарина и покупке изготовляемых из него в Европейской России свечей Сибирь ежегодно теряла 60 тыс. рублей. Еще более неравный, неэквивалентный характер носила торговля с аборигенами. Это дало Н.М.Ядринцеву основание писать о выкачивании средств из Сибири, ее зависимости. Сложившуюся ситуацию он определял таким выражением, как «бесцеремонная нажива на Сибири», «мануфактурная эксплуатация» (т.е. связанная с выгодной продажей тканей, в более широком смысле - эксплуатация Сибири как рынка сбыта). От нее, считал Н.М.Ядринцев, страдали «рабочий и земледельческий классы Сибири, а с ним - все звероловы и скотоводы, русские и инородцы», на них «обрушиваются все невзгоды» (с.273, 274, 275-277).

Народные средства выкачивались из деревни, из сельского хозяйства. Для этого использовалась система налогов, податей и повинностей. В конце XIX в. с сибирских крестьян взимали оброчную подать за пользование землей, земские платежи на содержание губернских и уездных учреждений, ведавших крестьянскими делами, больниц, приютов, богаделен и т.д.; волостные и сельские сборы, которые расходовались на нужды крестьянского управления, платежи на страхование церквей, школ, больниц и других общественных зданий.

Наиболее изнурительными для крестьян были натуральные повинности: дорожная (содержание и ремонт дорог, мостов, переправ), гоньбовая (предоставление лошадей должностным лицам), караульная, этапная (сопровождение ссыльных), тушение пожаров в казенных и кабинетских лесах. Вся история податной системы характеризуется борьбой крепостнического государства, стремившегося взять с крестьян как можно больше, и активным сопротивлением крестьян. Это напоминало перетягивание каната, в котором верх брало государство. В XVII в. крестьяне Сибири обрабатывали в пользу казны одну десятину из пяти (так называемая десятинная пашня), в начале XX в., по подсчетам областника Н.Н.Козьмина, расходы на уплату податей составляли 43% от дохода крестьянского хозяйства ^[35].

Всего же в конце XIX - начале XX вв. в виде прямых податей, арендных и тарифных платежей, не считая косвенных налогов и питейных сборов, государство изымало из сельского хозяйства Западной Сибири до 40 млн руб. ежегодно, что сдерживало его развитие ^[36]. Но и при этом условии крестьянство в Сибири было зажиточнее, чем в центре страны.

Н.М.Ядринцев рассматривал хозяйственную самостоятельность Сибири в составе России как экономическую базу для создания демократического самоуправления. Особенности управления Сибирью он видел в колониальном характере (усмирять «инородцев» и удерживать завоеванные земли), в сочетании хозяйственных функций с внешнеполитическими ввиду пограничного положения края, в его отдаленности. Отсюда необходимость самостоятельно решать дела на месте и в то же время строго надзирать за ними из центра. В борьбе этих двух начал и заключалась вся история управления в Сибири (с.345). Расширение полномочий для решения вопросов на месте рождало произвол и массовое взяточничество, ярко показанные в книге на примере правления губернатора И.Пестеля, а централизация и жесткий контроль сверху - бюрократизм и волокиту. Скандалы («конфузии»), связанные с разоблачением местных правителей-сатрапов, повторялись, управление же не улучшалось. С.С.Шашков метко определял состояние управления в Сибири как «административное бесправие» ^[37].

Попытка М.М.Сперанского вырваться из заколдованного круга - ограничить власть губернаторов советами из чиновников, часть которых избиралась на месте, установить власть закона и гласность управления - не привела к желаемым результатам. «При нем было получше, - говорили сибиряки о реформе Сперанского, - а там опять все пошло по-старому» (с.379). По мнению Ядринцева, систему управления можно было преобразовать путем отделения военной власти от гражданской, а судебной - от административной, устранения колониального характера управления, введения законности и гласности, развития земских и общественных структур.

Но главное - автономия, территориальное самоуправление Сибири в составе России. Без этого невозможна хозяйственная самостоятельность провинции, так как далекий центр не может знать всех нужд огромной окраины. При этом Н.М.Ядринцев опирался на земскую областную теорию А.П.Щапова, который ратовал за федеративное устройство будущей России. Афанасий Прокопьевич выступал против чрезмерной государственной централизации, отрицавшей существенное значение областей «как разнообразных органов в составе и развитии целого политического организма - всего народа» ^[38]. Общину он рассматривал как основу «вольно-народного самоустройства», «первый круг мирского земского строения» ^[39]. Развивая идеи Щапова, Ядринцев писал: «Без развития местной жизни и самодеятельности и без уразумения отношений частного к общему невозможно правильное развитие общества». Централизация, считал Ядринцев, дело прошлое, «провинция - будущее». Вывод мотивировался тем, что «провинция есть главная масса народа, которой принадлежит все» ^[40].

Предоставление провинциям большей самостоятельности обеспечит их успешное развитие, что послужит на благо всего государства. Свои идеи о взаимоотношениях центра и областей Н.М.Ядринцев развил на страницах «Камско-Волжской газеты», журнала «Отечественные записки», редактировавшегося М.Е.Салтыковым-Щедриным, и других изданий. Проявляя широту подхода, он изучил проблему централизации и децентрализации в различных странах Европы. Применительно к местным условиям вел речь не только о Сибири, справедливо считая, что вопрос о провинции - это вопрос о судьбах народа, миллионов людей, живущих в различных областях России. Разделяя идею автономии Сибири в составе России, Николай Михайлович отверг обвинения в сепаратизме. «Сепаратизм, - писал он, - термин, взятый из чужой истории, посторонний нам, в силу бессмысленного употребления стал словом клеветы для всякой местной привязанности. Собственно этот термин никогда не имел даже смысла в применении к русской жизни» ^[41].

Не уставая пропагандировать «важность провинциального и областного возрождения», Ядринцев был огорчен тем, что эти идеи «так туго понимались в столице», что «слабо проявлялась вообще областная идея и областное единение в Европейской России». Он объяснял это тем, что господствующие идеи централизации наложили наследственную печать на русскую интеллигенцию и столичную прессу. Отсюда «привычка рассматривать народную жизнь с централистской точки зрения перешла и в либеральные, оппозиционные, народнические и революционные теории. Централисты-бюрократы сменяются централистами-культуртрегерами, централистами, идущими в народ, централистами-якобинцами и т.д. Интеллигенция давно приучилась смотреть на народ, область, провинцию свысока и мнит распоряжаться его судьбами, производить реформы, перевороты из какого-либо центра, заставляя народ подчиняться тем или другим направлениям. Физическая сила централистов может смениться какой-либо организацией, бюрократической или партийной, но не изменить своего характера и тенденции» ^[42].

Видное место в обеспечении хозяйственного суверенитета и демократического самоуправления Н.М.Ядринцев отводил науке и просвещению. «Создание в Сибири образованного класса из лиц, преданных своему краю и изучивших свои местные нужды и дела», он рассматривал как «необходимое условие <...> преуспеяния окраины» (с.469). Характеризуя науку как интернациональную преобразующую силу, публицист активно выступал за развитие ее в Сибири, населенной многими народами и богатой полезными ископаемыми. «Завоевательные шаги науки, - писал Николай Михайлович, - совершенно мирного характера и должны быть близки всем национальностям. Это задачи объединения, обмена знаниями, распространения культуры и цивилизации» (с.507).

По мнению Ядринцева, наука призвана обеспечить рациональное использование богатств Сибири и поднять благосостояние народа. «Если знание - сила, то дайте эту силу Сибири, поднимите социальный уровень народа, и вы увидите, какое могущество, какое экономическое благосостояние явится там, где теперь бессилие и неисходная бедность» ^[43]. В соответствии с концепцией децентрализации и хозяйственного суверенитета Сибири Н.М.Ядринцев выдвинул идею «децентрализации умственной деятельности», выступал против концентрации культурных и научных сил в столичных городах. Отсюда его недовольство «абсентеизмом» молодежи, ее отъездом из Сибири в Европейскую Россию.

Вместе с тем о роли науки и знаний на раннем этапе освоения Сибири он писал излишне категорично и не всегда справедливо. По мнению Н.М.Ядринцева, знания и наука «совсем не участвовали» в открытиях за Уралом, т.к. завоевателями были «простые казаки, невежественные простолюдины», а заселявшие окраину крестьяне, представляли «темную массу и стихийную силу». XVII-XVIII века в истории Сибири рассматриваются как время «полного невежества и беспросветной темноты». Автор объясняет это тем, что продвижение русских в Сибирь определял «дух наживы и погони за богатством» в отличие от Америки, открытие которой было «плодом пытливого знания». В результате открытия в Америке обусловили переворот в промышленности, дали толчок «европейскому прогрессу» и повлияли «на всю мировую цивилизацию», а в Сибири они имели «сравнительно весьма ничтожное значение и оказали слабое влияние даже по отношению к России». С этим увязываются недостаточное развитие промышленности в Сибири, разорение инородцев и отсутствие культурного влияния на них со стороны русских переселенцев, а также то, что открытия С.И.Дежнева, В.Д.Пояркова, Е.П.Хабарова и других землепроходцев приобрели «европейское значение» лишь после экспедиций В.Беринга, Ф.П.Врангеля и др. (с.396-398).

Вопросы о значимости открытий землепроходцев, стимулах продвижения русских в Сибирь и их влиянии на аборигенов, уровне эмпирических и научных знаний характеризуются в научной литературе в не столь мрачных тонах, как сказано выше ^[44]. Да и сам Николай Михайлович на других страницах книги «Сибирь как колония» пишет, что сибиряки более близки к привычкам цивилизованного общества, чем население других регионов России (с.110, 111, 121-122), называет выдающихся сибиряков, внесших крупный вклад в науку и культуру (братьев Черепановых, А.П.Пичугина, А.П.Щапова, Д.И.Менделеева, В.И.Сурикова и др. - с.106, 405, 489). Н.М.Ядринцев одним из первых поставил вопрос о влиянии на общественную жизнь, просвещение и науку политических ссыльных: декабристов и петрашевцев, польских революционеров Б.И.Дыбовского, А.Л.Чекановского, И.Д.Черского, народников Д.А.Клеменца, В.Г.Короленко и т.д.

В развитии общественной жизни, сосредоточенной главным образом в сибирских городах, Н.М.Ядринцев выделял рубеж XVII-XVIII вв., когда переход от сословно-представительной монархии с Боярской думой и Земскими соборами к абсолютизму сопровождался и в Сибири усилением власти воевод и губернаторов, регламентацией всей общественной жизни и подавлением «вольнонародных стремлений» (с.442). Перелом в общественной жизни Сибири наступил в 1881 г., что связано с празднованием 300-летия присоединения Сибири к России, правлением прогрессивных генерал-губернаторов (в Восточной Сибири - Н.Н.Муравьева-Амурского и в Западной - А.И.Деспот-Зеновича), возвращением на родину сибиряков, окончивших высшие учебные заведения в Европейской России, и усилившимся притоком политзаключенных. В книге «Сибирь как колония» подробно характеризуются юбилейные мероприятия 26 октября 1881 г. (день взятия Ермаком Искера), проведенные в Петербурге и Москве ^[45], в городах Сибири ^[46].

На взгляд Н.М.Ядринцева, оживление общественной жизни в Сибири выразилось в том, что возрос интерес к ее истории, Сибирь посетили исследователи Н.М.Астырев, С.И.Исаев, А.А.Кауфман, В.И.Семевский, писатель Г.И.Успенский; с очерками и статьями о Сибири выступили ссыльные Д.А.Клеменц, В.Г.Короленко, Г.А.Мачтет, К.М.Станюкович, англичанин Лансдейл, итальянец Сомье, американец Дж.Кеннан, а также финские, шведские, французские и немецкие ученые; активизировали деятельность частные газеты «Амур», «Восточное обозрение», «Сибирская газета», «Сибирь» и др.; увеличилось число школ, открылся первый в Сибири вуз - Томский университет. Наряду с Восточно-Сибирским отделом Российского географического общества появился Западно-Сибирский отдел, возникли Общества изучения Амурского края и Алтая, Общество естествоиспытателей Томского университета, общества попечения о народном образовании, музыкальные и медицинские общества, общественные комитеты по оказанию помощи переселенцам.

Используя 300-летний юбилей, представители сибирской интеллигенции, участники собрания в Петербурге, городские думы Томска и Енисейска выдвинули следующие требования к правительству: развитие в Сибири промышленности, путей сообщения, внутренней и внешней торговли, организация выставок сибирской продукции; открытие университета, расширение народного образования, геологических и других исследований; свобода переселений, введение земств, отмена ссылки и гласность судопроизводства. Словом, некоторое оживление общественной жизни в 80-е годы имело место. Однако с выводом Н.М.Ядринцева о том, что с 1881 г. Сибирь вступила в «новый период истории», едва ли можно согласиться. 1880-е годы - это скорее предыстория нового периода, который начинается примерно в первой половине 90-х годов, когда в России закончилась полоса реакции, развернулось строительство Сибирской железной дороги и активизировалось общественное движение в связи с назревавшей буржуазно-демократической революцией в России.

Последняя глава книги названа «Итоги прошлого и будущность Сибири». Один из главных итогов состоит в том, что «русский народ своим расселением на севере и востоке достаточно доказал свои колонизационные способности» (с.494). Характеризуя типы колоний, Н.М.Ядринцев считал, что Сибирь, как и Северная Америка или Австралия («Новая Голландия»), «представляет колонию земледельческую» (с.495). Это определение используется в науке и сегодня. В книге определены общие черты и особенности Сибири как земледельческой колонии, этапы ее предшествующего развития. Будущее Сибири Ядринцев не мыслил без коренных преобразований. К требованиям, высказанным в связи с 300-летием, он добавил право переселенцев на бесплатное пользование землей, уравнение Сибири во всех правах с Европейской Россией, гарантии свободы личности, «устройства быта инородцев», улучшение положения золотопромышленных рабочих, меры против «мироедства и кулачества». В области международного сотрудничества особое значение придавалось экономическим и культурным связям Сибири со странами Азии: Индией, Китаем, Кореей, Японией и др. «Нет сомнения, что торговые связи с Китаем, поддерживающиеся более двух столетий, должны получить большее развитие в будущем», - писал Н.М.Ядринцев (с.507). Свою фундаментальную книгу он закончил словами о вере в «лучшую будущность» Сибири, «в счастие и благоденствие» ее народов (с.508).

«Сибирь как колония», ценный труд по изучению исторического опыта заселения, хозяйственного и культурного освоения региона, не утратил научной значимости и по сей день. Поднятые Н.М.Ядринцевым вопросы о взаимоотношениях центра и отдельных регионов, их самоуправлении и охране природных богатств, межнациональных отношениях и противоречиях, судьбах малочисленных народов Азиатской России актуальны и в настоящее время. Актуальны не только для сибиряков и россиян в целом, но и для жителей других стран. Книга Н.М.Ядринцева продолжает служить людям.